– И-эх!.. У одной – ноги хромые, у другой руки… кривые, – вздохнул Василий и посмотрел на младшую невестку.
Поклонившись царю и гостям, Василиса Прекрасная вышла из-за стола… Нет, даже не вышла, а выплыла, как лебедушка.
Василиса плавно повела плечами, всплеснула руками – и зазвучала музыка. Из жбанов с пивом разноцветной аркой перекинулась над столом радуга. Из блюд выросли диковинные цветы, а жареные гуси и лебеди поднялись и начали летать по залу. Музыка стихла. Радуга свернулась. Гуси и лебеди снова оказались в тарелках.
Гости восхищенно зашептались.
Пир закончился. Старшие братья напились меду, и жены увели их спать. А Иван-царевич и Василиса Прекрасная, держась за руки, гуляли по дворцовому лугу.
– Что же ты, Иванушка, невесел? Или я тебе не понравилась? – спросила Василиса, крутя в руке незабудку.
– Понравилась, – смутился Иван. – Просто… просто я к тебе такой еще не привык.
Светила полная луна. Стрекотали кузнечики.
– Красиво, – сказал Иван. – Некоторые думают, что это цикады, а это обыкновенные кузнечики средней полосы…
Вдруг издалека донесся душераздирающий вопль. Затем еще один…
Крики неслись из покоев Ивана-царевича. Старшая и средняя невестки – с двух сторон – вцепились в лягушачью шкурку.
– Отдай! – вопила средняя.
– Ну, и зачем она тебе? – шипела старшая.
– Надену ее и буду красавицей и мастерицей!
– Воровка!
– А ты кто?
Тянули они с такой силой, что волшебная кожа не выдержала и разорвалась пополам. Перепуганные невестки бросили шкурки в печь. Кожа вдруг полыхнула изумрудным пламенем, и из печи вылетел фонтан искр…
Раздались раскаты грома, в небе зеленым зигзагом заплясала молния. Василиса побледнела и прижала незабудку к груди.
– Прощай, Иван-царевич, полюбила я тебя. Да видно не судьба нам быть вместе.
– Почему? – растерялся Иван.
– Кто-то сжег мою лягушачью кожу. Еще три дня – и была бы я твоей навсегда! А теперь… должна я вернуться к Кощею Бессмертному. Прощай!
Василиса вспыхнула, как бенгальский огонь, и растаяла.
Иван-царевич плакал как ребенок. Три дня он не пил и не ел. Он перестал кормить золотых заморских рыбок. Наконец, он принял решение и с дорожной сумкой и сачком предстал перед троном:
– Благослови, царь-батюшка. Пойду искать я жену свою, лягушку прекрасную, Василису!
– Опасное дело ты задумал, Иван! – вздохнул царь Василий. – Кощея Бессмертного не берет ни лук, ни меч, ни копье. Потому что смерть его в яйце хранится, а то яйцо – в утке, а утка – в зайце, а заяц – в сундуке, а сундук на высоком дубу висит. А где тот дуб – никому неведомо…
Поодаль стояли и слушали разговор старшие братья с женами.
– Говорят, у Кощея богатства несметные: сундуки с золотом, камни самоцветные, – шепнула Дормидонту жена.
Дормидонт кинул на Ивана подозрительный взгляд:
– Надо будет за ним проследить!
– У Кощея меч-молния имеется, – жена Федота-царевича толкнула мужа в бок. – Если его заполучить, мы с ним все царства-государства завоюем!
Федот приосанился и принял воинственный вид:
– Дурню он ни к чему, а мне такой меч не помешает!
– Иди, Иван, с Богом! По всем дорогам! – царь Василий перекрестил сына, а затем глянул на старших. – А вы чего стоите? Ступайте за братом следом!
Так они и пошли: Иван– царевич – впереди, а старшие братья – за ним.
– А правда, этот Кощей летать умеет? – боязливо спросил Дормидонт.
– Не бойся, наш Ванька его сачком поймает! – сказал Федот, поигрывая саблей.
– Ботаник! – хмыкнули оба.
Долго ли коротко ли шли братья: дубов много видели, а сундуков – ни одного.
– Как там батюшка говорил, – стал припоминать Федот. – Игла со смертью в яйце, яйцо – в утке, утка в…
– Утка в яблоках! – причмокнул Дормидонт.
– Да, не в яблоках, а в зайце. А заяц…
– Заяц в сметане… – облизнулся средний брат. – Есть охота, сил нет!
А Иван идет, не останавливаясь: тут колосок сорвет, там горсть земляники зачерпнет на ходу – и дальше шагает.
Хотел Дормидонт земляники нарвать: одну сорвал – а остальные разлетелись.
– Тьфу ты, божья коровка! – сплюнул он.
– Погоди, скоро медвежатины поедим! – Федот стащил с плеча лук. – Видишь, медвежий след?
Пошли братья по следу, вошли в сосновый бор и увидели медведицу с корзиной малины, а рядом с матерью двое медвежат играют…
Хрустнул толстый Дормидонт веткой. Насторожилась медведица, схватила медвежат, прижала к себе.
А Федот уже натянул тугой лук, прицелился…
– Стойте, братья! Вы что делаете?! – между братьями и медведицей встал Иван.
– Что-что?! Есть охота! – закричал Дормидонт, размахивая кинжалом. – Лучше отойди!
– У нее же медвежата! – Иван-царевич вцепился в лук.
Федот стал тянуть лук к себе, Иван – к себе… Лук и сломался.
– Дать бы тебе как следует! – сжал кулаки Федот.
– Ботаник! – добавил Дормидонт.
Но тут медведица зарычала. Братья в испуге попятились:
– Мы пошутили!..
– Спасибо, Иван-царевич, что пожалел моих детушек, – сказала медведица человечьим голосом. – Я тебе еще пригожусь.
– Мы тебе еще пригодимся! – закричали медвежата детскими голосами.
– Это, может быть, последние говорящие медведи, – укоризненно сказал Иван братьям. Те промолчали.
Шли три царевича сосновым бором, шли березовой рощей, шли еловой чащей – и вышли к реке. А на берегу лежит щука, ртом воздух хватает.
– Щука! – закричал Федот.
Иван-царевич подбежал к щуке и подцепил ее сачком.
– Ухи наварим! – мечтательно сказал Дормидонт.